Европа с Милошевичем и без
http://expert.ua/articles/8/0/1740/
Внезапная смерть бывшего президента Югославии лишний раз напомнила: ложь и двойные стандарты — плохой фундамент для построения единой Европы
Павел Быков
«По его словам, он являлся одновременно борцом за этническую толерантность и передовым человеком, мыслившим в духе двадцать первого века. Целую неделю мы пытались вызвать Милошевича из какой-то параллельной вселенной, которую он себе придумал. Когда я снова позвонила ему, он сказал: ”Мы принципиально не можем принять решение, которое вызовет поток беженцев неалбанской национальности. В течение пяти веков Косово являлось оплотом западного христианства в борьбе с исламом”. Вот вам и образец ”передового” мышления в стиле двадцать первого века», — так описала в своих мемуарах впечатления от общения со Слободаном Милошевичем бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт. Пожалуй, именно этот отзыв со стороны одного из самых принципиальных врагов дает ключи к пониманию личности и истории человека, который недавно умер в гаагской тюрьме.
Беда и вина Милошевича в том, что он оказался неадекватен времени, в котором ему довелось жить и править. Точнее — неадекватен безвременью. Трудно назвать временем тот странный период, когда для мировой общественности, казалось, нет более серьезной проблемы, чем интрижка американского президента, а эпоха экономических кризисов окончилась навсегда (хвала новой экономике и вашингтонскому консенсусу). «Ничего не изменилось» и «изменилось все» — столкновение этих двух крайностей во многом определило судьбу Слободана Милошевича и возглавляемой им Югославии.
Вперед в прошлое
Слободан Милошевич скорее считал, что не изменилось ничего. Будучи типичным постсоветским лидером, выходцем из номенклатуры, он не увидел в новом мире ничего, кроме новых возможностей для удовлетворения своих политических амбиций и личного обогащения. Мысли о том, что было бы неплохо как-то адаптировать экономику и политическую систему государства к новым условиям, судя по поступкам, его не посещали. Падение коммунистической системы и окончание холодной войны открыло для стран восточного блока два пути: либерализацию и национализм. Милошевич выбрал что попроще, начав с отмены косовской автономии в конце 80-х, — для утверждения своей власти сыграл на националистических чувствах сербов.
Национал-популизм — что может быть хуже? Предательство. За десять лет Милошевич последовательно предал всех, в кого сам же вселил надежду: хорватских, боснийских и косовских сербов. Предательство стало для него проверенным инструментом сохранения власти. На что он рассчитывал? На принцип наименьшего зла. Я показал Западу, что со мной можно договориться (в отличие от радикалов) и что я контролирую ситуацию (в отличие от либералов). Поэтому Запад меня поддержит. Милошевич, который еще с социалистических времен имел хорошие контакты в Соединенных Штатах, до последнего верил, что является для американцев «своим». Он считал, что его роль гаранта Дейтонских соглашений, остановивших боснийскую войну, удержит Вашингтон от невыгодных ему шагов вроде натовских бомбардировок. В крайнем случае очередное историческое поражение сербов ему лично ничем грозить не будет. Милошевич вел свою политику, как классический восточноевропейский лидер конца XIX — начала XX века. Националистические лозунги и стремление играть на амбициях великих держав, сталкивая тех лбами в зоне их исторических интересов, — его внешнеполитическое кредо. То роль проводника российских интересов на Балканах, то роль щита Европы от исламской угрозы, то роль традиционного противовеса немецкому влиянию — все шло в ход. Похоже, что Милошевич до последнего не понимал, что мир изменился. Да, выход в теплые моря, транспортные коридоры и зоны влияния по-прежнему имеют значение в политике, но сегодня мало найдется желающих проливать за них свою кровь. Да, традиционные противоречия между ведущими европейскими державами в целом сохранились, но сегодня они стали более завуалированными, и никто не хочет возврата к силовому противостоянию начала XX века.
Поставив на политику прошлого, Милошевич отбросил свой народ далеко назад. Даже в трибунале бывший югославский президент строил свою защиту на историческом фундаменте, довольно аргументированно доказывая, что раздел Югославии в начале 90-х был вызван происками традиционных врагов Сербии — Германии, Ватикана и глубоко законспирированных подрывных мусульманских группировок. Он так и не понял, что в современном мире защищать исторические интересы своего народа можно, только двигаясь вперед. Педалирование исторических проблем заводит страны в тупик, лишает их перспективы.
Лидер сербов блестяще знал историю Европы — это его и сгубило. Даже подготовка похорон Милошевича проходила в духе его политики. Хоронить ли бывшего президента в России, Сербии или Черногории? Его родственники до последнего пытались маневрировать между странами, вовлеченными в процесс похорон, чтобы извлечь из ситуации максимум возможностей.
Полный конец истории
Многих западных политиков Милошевич крайне раздражал (и когда еще был президентом, и когда уже стал обвиняемым). Они-то как раз верили в то, что мир изменился, причем изменился радикально и навсегда. Госсекретарь США Мадлен Олбрайт, генеральный секретарь НАТО Хавьер Солана, главнокомандующий силами НАТО Уэсли Кларк, международный прокурор Карла дель Понте — все они всерьез полагали, что могут решать, какой народ имеет право на существование, а какой — настала пора вымарать из истории. Они были уверены, что знают это лучше кого бы то ни было. Вседозволенность и безнаказанность для одних и вечная презумпция виновности для других — вот их проект нового мира.
Милошевич был для них совершенно чужим, ибо он верил в незыблемость исторических закономерностей, а они — в конец истории. Не будь натовцы столь уверены в своей окончательной и бесповоротной правоте, они бы никогда не рискнули развязать войну в центре Европы — Запад вовсе не был единодушно настроен в пользу операции против Югославии. Чуть больше доверия к опасениям геополитиков — и Милошевичу, возможно, удалось бы устоять на краю пропасти. Чуть больше сомнений в способности США и ЕС разрешить в долгосрочной перспективе косовскую проблему — они не ввязались бы в этот внутренний югославский конфликт. Чуть больше уважения к международному праву — и Милошевич не оказался бы в Гааге. Чуть больше внимания к обвиняемому и уважения к его словам и позиции — трибунал не попал бы в абсолютно идиотское положение.
Смерть Милошевича — очень своевременное предупреждение Европе. Очевидно, что трибунал оказался заложником своей предвзятости по отношению к делу бывшего югославского президента. Итогом этой предвзятости стало усложнение ситуации на Балканах в тот самый момент, когда это меньше всего нужно: только недавно начались переговоры о статусе Косово. С юридической точки зрения Милошевич невиновен, значит, юридически факта вины политического руководства Югославии в этнических чистках в Косово — а эта «вина» должна была использоваться для давления на сербов во время переговоров — не существует. В сухом остатке имеем: нелегитимную агрессию НАТО против Югославии, рост националистических настроений в Сербии из-за странной смерти бывшего лидера в тюрьме и невозможность отказать косовским албанцам в обретении суверенитета.
На замену Милошевичу даже некого выставить, поскольку основой натовской пропаганды был посыл о том, что Североатлантический альянс воюет не против Югославии, а против безумного диктатора Слободана Милошевича. Да и времени на новый судебный процесс уже нет. Единственное, что остается — западные комментаторы как один именно это и делают, — сетовать, что внезапная смерть бывшего президента может помешать сербскому народу преодолеть проклятое прошлое и влиться в европейскую семью народов, видимо, ценой отказа от Косово. Признание независимости Косово — это не конец пути, а его начало. Замороженные конфликты в Приднестровье, Абхазии, Южной Осетии и Нагорном Карабахе тут по большому счету ни при чем — незачем так далеко ходить. Достаточно вспомнить о Македонии: свои претензии на ее часть уже заявляли албанцы, кроме того, виды на нее имеют Греция, где есть своя Македония, и Болгария, в состав которой югославская Македония входила до 1913 года. Брюсселю, похоже, больше нечем заняться, кроме как навешивать на себя все новые и новые гири.
Контроль или хаос
Череда балканских войн как ничто другое высветила для западноевропейцев конфликтный потенциал, заложенный в Восточной Европе. Это только официальная советская пропаганда рисовала отношения между странами Варшавского договора исключительно в розовом цвете. На самом деле Советскому Союзу приходилось прилагать немало усилий, чтобы удерживать своих союзников от выяснения отношений, поводом для которых мог стать статус нацменьшинств, скажем, румынских и югославских венгров или использование вод Дуная.
Уйдя из Восточной Европы, СССР оставил там колоссальный вакуум власти. Не было никакой гарантии, что в этих странах к власти не придут авторитарные, националистически настроенные лидеры, либо то или иное государство не погрузится в хаос. За последние два века карта Балкан и Восточной Европы перекраивалась столько раз, что оставить этот регион без контроля, не дать ему ясной перспективы развития – значит очень сильно рисковать. Распад Югославии наглядно продемонстрировал европейцам возможную цену этого риска.
Свою роль сыграли и другие факторы: комплекс исторической вины Запада перед восточноевропейцами, стремление евроатлантической бюрократии расширить свое, а также желание не допустить восстановления российского влияния в регионе, намерение увеличить мощь Европы и сильнее привязать ее к США за счет более лояльных к американцам «новых европейцев». Однако шансы на реализацию такого масштабного проекта, как расширение НАТО (а затем и ЕС), были бы куда ниже, если бы не угроза дестабилизации Восточной Европы. В этом смысле символично, что бомбардировки Югославии начались как раз после принятия в Североатлантический альянс первой волны новых членов — Польши, Чехии и Венгрии. «Нет» национализму и авторитаризму в Европе, «да» трансатлантической солидарности и либеральной демократии — примерно такой посыл несли гуманитарные бомбардировки НАТО. Весьма ясный ориентир для всех восточноевропейских режимов. Вот только надолго ли хватит сколоченного наспех общеевропейского единства, если новички ни в какую не соглашаются признавать авторитет старожилов, а, наоборот, хотят диктовать им свои условия? Во что обойдется «старой Европе» присоединение к ЕС Румынии и Болгарии? Наконец, чего ждать европейцам от албанцев, которые за несколько лет разрушили в Косово многие десятки древних православных храмов? Неужели толерантности?